Елена после гибели супруга не чувствовала себя расстроенной, брошенной или женщиной, которую захватили горе, печаль. Его смерть скорее стала облегчением для ведьмы. Детские капризы и частые приступы ревности сначала смешили, а потом стали раздражать. После его ухода в мир иной Елена получила некого рода компенсацию за свое терпение в виде наследства. Будучи женщиной не глупой смекнула, что было бы рациональнее вложить деньги в дела, которые будут приносить не только радость, но и доход. Особого желания продолжать дела умершего не возникало у Елены.
Одним из таких выгодных вложений ведьма посчитала развлекательный центр для детей и родителей. Счастливы дети, счастливы и родители. Истина проста абсолютно любой родитель готов отдать все свои деньги, только, чтобы его дитятко улыбалось, радовалась жизни. Став акционером компании вышеупомянутого центра, Елена потеряла немного, скорее приобрела ещё один источник дохода.
Как только появилось свободное время ведьма решила нанести визит и проверить все ли работает и все ли клиенты довольны работой персонала.Елена была из тех женщин, которая любит, чтобы все шло своим чередом и не выходит за рамки и правила, но сама охотно их нарушала. Если кто-то думает, что его или ее оплошность будет не замечена, прощена без единого упрека, то это вторая и очень опасная ошибка.
Свободное время вовсе не означало, что Елена целый день разлагалась, как личность, лежа на диване с бутылкой в руке. Свободное время — это окно в плотном графике на время которого можно провернуть дело, которое числилось в списке дел, но было отмечено пометкой срочно или важно.У каждого человека формируется собственное понимание того что для них отдых. В понимание Арсентьевой смена деятельности уже отдых.Сидеть в четырех стенах и изнывать от скуки было чем-то чуждым для Елены.

Утро начинается с кофе, приятной музыки, которая будет наполнять комнаты и конечно чего-то вкусненького. Елена была рождена в другие времена, когда люди не вели как загнанные звери в погоне за несуществующей мечтой. Иногда наблюдая за бегущим куда человеком, ведьма тяжело вздыхала, неодобрительно качала головой и отводила взгляд в другую сторону. Сидя за столом возле большого окна с чашкой горячего ароматного кофе, Елена наслаждалась музыкой, но ее удовольствие прервал телефонный звонок. Ведьма нахмурилась, недовольно потянулась за сотовым телефоном, который был брошенным хозяйкой с вчерашнего вечера. Разговор состоялся короткий и лаконичный с сотрудником галереи, который отчитался о прибытии новых экспонатов, картин для следующей выставке.Положив трубку, ведьма улыбнулась.
Вот и славно минус одна проблема.

Посмотрев на настенные часы Елена, убрала со стола и с сожалением выключила музыкальный центр.Нужно было собираться в путь дорогу, но брать машину и страдать от того, что провела половину жизни в пробках Елена не собиралась.
Ведьма не мучилась от отвращения к общественному транспорту и соседству с обычными людьми. Ведь когда-то раньше она влюблялась в совершенно простых мужчин, переживала после их смерти, как и все женщины. Елена помнила, как было невыносимо больно от известия о гибели родителей и брата, тогда она была всего лишь девчонкой.
Дорога от дома до метро составляла около получаса и за это время Елена могла решить вопрос, который требовал телефонного разговора.Уверенной походкой и с неизменной улыбкой на губах ведьма вошла в метро. Елена ожидая поезда, который доставит ее до намеченной станции мимоходом вглядывалась в ауры людей, но глубоко не погружалась в изучение деталей. Не нужно было особых усилий, чтобы посмотрев на ауру того или иного индивида, чтобы сделать некоторые выводы по этой персоне.
Зайдя последней в вагон ,Елена заняла место возле закрытой двери, так чтобы было удобно выйти, а не пробираться через толпу и слушать череду проклятий в спину от недовольных пассажиров
Ваши проклятья по сравнению по силе проклятия проклятья старой и опытной ведьмы просто цветочки.

Путешествие от дома до торгового центра оказалось забавной заменой спортивного зала. Вместо формы парадное платье и каблуки взамен кроссовок.
Торговый центр представлял собой ярмарку человеческих грехов. Вот за углом справа было бы уместно поместить вывеску «Чревоугодие» при входе в ресторан взамен бестолковому названию.
Оказавшись на территории дивного, детского мира Елена оказалась, частью ревущей, плачущей толпы из детей и их взбудораженных родителей, которые выглядели скорее, как наркоманы во время ломки, нежели, чем счастливые люди.
Ради пропуска и билетика в новый мир для ребенка родители, были готовы поубивать друг друга, как гладиаторы на арене. Елене становилось любопытно, чем все эти разборки закончатся, жаль не было рядом удобного кресла, закусок, чтобы наблюдать в более комфортных условиях за людским страстями, которые кипели, бурлили на ее глазах. К Елене подлетела девушка в форме смотрителя этого зоопарка и провела ее внутрь, извинившись за задержку и неудобства пребывания в очереди. Милая русоволосая девушка, аккуратно и опрятно выглядела, говорила четко и навсегда по делу, старательно пыталась скрыть свое волнение при постороннем наблюдателе, который имеет особое положение и значение. Она проводила гостью до главной площади, где по обе стороны располагались игровые зоны для детей разных возрастов. Где-то ребятки осваивали навыки альпинизма и скалолазания, а совсем рядом напротив шел мастер-класс по приготовлению пиццы.
Засмотревшись на малышей в фартуках с ног до головы покрытых мукой, Елена очнулась от удара, когда какой-то непоседливый малыш бежал сломя голову и врезался в нее, уронил свой проект на пол и красноватую жижа оказалась на почти новом пальто гостьи. Испуганный ребенок убежал к матери, неустанно рыдая и расстроено поглядывая в сторону Елены, которая лишь коротко единожды ему улыбнулась, когда парнишка после падения поднял на нее свои светлые глазки.

Эгир наварил асгардцам пива и устроил пир в честь коронации Тора, на который пришли Один с женой Фригг, Леди Сиф, Браги, Идунн с корзиной яблок. Тюр там был, Ньёрд и Видар. Сын девяти матерей Хеймдалль там был Даже Локи был там и соратники брата его Тора – Фандрал, Хогун и Вольштагг. Много там было славных и храбрых асгардцев. Светящееся золото освещало каменную палату, отражаясь в зеркалах волос светловолосых асов, и лучах солнечного света блуждающие в воздухе пылинки искрились, точно косяки мелкой рыбешки в кристально-чистом водоеме. От пронзительного света создавалось впечатление, что в зале чадит, как на капище, и видимые как сквозь толщу воды присутствующие в комнате будто слегка янтарились. Горящие угли, точно диковинные алые цветы, бросали призрачный отсвет на лица асгардцев. Пиво само лилось в литые кубки, щедро переливаясь через края и стекая водопадами наваристой пены по загрубевшим пальцам воинов. Пока гости восторженно хвалили хозяина пиршества, Локи лениво наблюдал за двойниками огней, мелькающими, точно призраки, в черных окнах. В отсвете на стекле он также видел смутное отражение осанистого мужчины высокого роста в шитом золотом кожаном корсете с высоким воротником-стойкой, рукавами изумрудного цвета и набедренниками из золотой ткани. В какой-то момент, не стерпев скуки и лицемерных похвал гостеприимному хозяину, он рывком обернулся к присутствующим, выпустив в воздух из рукава металлическую остроугольную звезду, вонзившуюся острием в стену в паре сантиметров от лица Хогуна Угрюмого. Заметив шалость черноволосого ведуна, асгардцы стали недовольно потрясать щитами и кричать на Локи. Однако гвалт недовольства прервал тихий голос воина из трио:
- Вот поэтому, Локи, тебя никто не назовет другом, - недовольно пробубнил Хогун, с усилием выдернув из стены звезду и со звонким лязгом в гробовой тишине бросив ее на каменный пол палаты.
- Тебя вообще никто не знает, как зовут, - глаза чистейшего сапфирового отлива Локи смотрели снисходительно и в то же время сурово. - Чем прославился ты, Хогун? Тем, что всегда был самым молчаливым из трех? - Локи неслышной кошачьей поступью вышел в центр залы. - Налейте-ка мне браги, друзья! Я томим скукой ваших склок.
- Не пытайся нас забрызгать грязной бранью, Локи, - об тебя ж и оботрем все, – пригрозил ему в ответ рыжеволосый Вольштагг, и на его наливном, мясистом лице появлялся агрессивный оскал: воин с вызовом принял правила игры, затеянной полуасом.
- Знаешь ли, Вольштагг, если мы перейдем на оскорбления, я ответами буду богаче тебя. Так что замолкни. - Отвернувшись от едва сдерживающих мечи в ножнах разъяренных друзей своего брата Локи льстиво улыбнулся, покорял асгардцев обольстительной манерой, и обратился к правителю Асгарда: - Всеотец, мы с тобой кровью едины, - неужели так подобает слугам общаться с принцем Асгарда?
Великий Один промолчал, внимательно наблюдая за тем, что происходит в просторной белокаменной зале. Одним зорким глазом мудрый старец видел, что праздничное упоение распалило воинский дух его праведных эйнхерий и при любом опрометчиво произнесенном Локи слове не миновать сечи. И все же, не идя на провокацию названного сына, старик молча скосил единственный глаз в бок, отчего взор его сделался неприятно-мохнатым. Тогда Видар встал со своего места и налил кубок Локи. Первый взгляд Одина снова на Локи принес ему минутное облегчение, а второй - животрепещущую тревогу: покровитель колдовства явно не намеревался успокоиться и прекратить затеянную им от скуки перебранку. Асгардцы обоснованно остерегались этого на вид неприметного и щуплого брюнета, потому что были наслышаны о нем как об опасном интригане, в чьих руках сосредоточились нити воздействия на всех: Локи имел обыкновение вершить великие и ужасные деяния, оставаясь при этом в тени. Он был странным существом, тихое веселье которого имело мрачную целенаправленность, и никто не знал, чего от него следует ожидать в следующую минуту.
Прежде чем пригубить пенистый хмельной напиток, полуас во всеуслышание обратился к гостям Эгира:
- Славьтесь, могучие асы! - он торжественно вознес над головой кубок, создавая в рядах присутствующих легкую рябь воодушевления и металлического звона, однако тут же опустил руку вниз, выплеснув содержимое своего сосуда под ноги стоявшему поблизости Браги, омочив его обувь. - Одного тебя я не стану приветствовать, Браги.
- Отчего же, друг мой? Давай, я подарю тебе свое кольцо... или коня, как ты любишь, - силком подавив предательски вырвавшийся из мощной груди смешок, попытался разрядить накаляющуюся обстановку сладкоголосый Браги. - Только умоляю тебя: прекрати эти распри на ровном месте!
- Не дашь ты мне коня, и кольца ты не дашь, - мастерски не обращая внимания на промчавшийся в толпе всплеск хохота, вальяжно шагая вдоль залы и в раздумье балансируя невидимым предметом на костяшках фаланг, бесцветно проговорил бог хитрости и обмана. - Ты даже в поединке со мной не сразишься, - он остановился, будто напрочь позабыв, куда прежде шел, и задумчиво свернул к одной из арок. - Потому что ты трус, - встав возле каменной колонны и развязано оперевшись о нее покрытым металлической пластиной плечом, заключил Локи.
В Асгарде не все замечали, как из легковесного и беззаботного шутника, над которым беззлобно потешался народ, Локи превратился в изощренного и мстительного честолюбца, готового без раздумья пойти по головам, чтобы достичь славы и величия, и не задумывающегося о последствиях. Для него не существовало никаких законов, потому что он был натурой тонкой, впечатлительной и страстной, и им частенько овладевала какая-то безрассудная отвага, отстаивающая жизнь клинком. Он насильно останавливал в себе малейшие проявления любви, поскольку сантименты мешали ему чувствовать себя независимым и сильным.
- Не будь ты Одинсоном - не сносить бы тебе головы за наглую ложь! - надрываясь, прокричал нетрезвый Браги, в сердцах схватившись за рукоять заправленного за пояс клинка.
- Тю-ю! - озорно присвистнув, начал сюсюкаться с ним Локи. - Испугал! Сидя ты храбр - украшение этой скамьи.
От сокрушительного удара помчавшегося на него Браги Локи спас легкий шорох небесно-голубого, изумительно свободного платья златовласой Идунн, которая незаметно встряла между мужчинами. На ней было длинное шелковое платье без блио, облегающее грудь и бедра и образующее ряд струящихся складок, с окаймленным богатым позументом и застегивавшийся на держащий лиф крючок воротником. А ее быстрым шагам средь каменных колонн аккомпанировал звонкий цокот каблуков, сродни звону крохотных колокольчиков. Идунн была девицей тонко чувствующей и солнечной, и встряла в разговор мужчин с оживленной заинтересованностью дитя:
- Браги, не надо ссориться с Локи, - вкрадчиво призвала к вразумительности красавица Идунн, нежно тронув асгардца по облаченному в кованные доспехи плечу.
- Молчи, Идунн! Знаем мы, что ты более других жадна до мужского внимания, - осадил ее Локи. - Ранее и мне не отказывала ты в ласке!
Женщины Асгарда праведно боялись Локи, потому что он источал гнев и азарт захватчика, чьими темными страстями был насыщен воздух Мидгарда еще до прихода римлян. Между поколениями матерей и дочек о нем ходили предостерегающие слухи как об опытном искусителе. Мужчины же не придавали губительному шарму Локи особого значения: заподозрив его в наихудшем распутстве, всякий спустя пару минут общения дивился его наивности и чистоте.
- Локи, зачем ты так? - вспыхнула вечно юная девушка, стыдливо прикрывая изящными руками полуобнаженную грудь великолепной формы. - Я ни словом, ни жестом тебя не оскорбляла у Эгира в доме: я просто хотела пресечь вашу ссору, - жалобно всхлипывая и звена колокольчиками шпилек, Идунн искрометно скользнула во мрак колонн, точно золотистый карп в глубокие мутные воды.
На этот раз сухенький и живой старичок Один в искристых золотых доспехах, грозно ударив о каменный пол посохом, безапелляционным тоном сказал:
- Безумен ты, Локи, раз вздумал дерзостно посеять разлад меж нашими рядами. Не место тебе средь доблестных воинов, - непреклонно заявил он.
Локи, привыкший эмпанировать действиям отца, теперь сам оказался в опале. У него был шанс умчаться из светлого убранства Эгира, как он мчался от цвергов на чудном оперение Фригг. Однако склонному к обману и беспричинному хвастовству Локи хватило мужества остаться: остаться, обнажив перед гостями свою душу - кровоточащую и нещадно ноющую от рубцов незатянувшихся ран; остаться, наплевав на оскорбленную гордость и самолюбие, чтобы через унижения ощутить вкус победы, как при удачной осаде непреступной крепости - зная, сколько крови посеяно в червонной от копоти земле. Вместо робкого повиновения Логи восстал - твердо и бойко, впервые показав предводителю асов, на чьей стороне молодость и сила:
- Ты несправедлив, Всеотец! - горделиво воскликнул полуас. - Ты, верно, забываешь, что это я привел вёльв, поведавших о Рагнарёке; добыл тебе восьминогого коня Спейпнира; спас Идунн из лап страшного великана. Благодаря мне вы получили свои сокровища: молот Мьёлльнир, копье Гунгнир, корабль Скидбладнир, кольцо Драупнир, вепря Гуллинбурсти и многое другое. Однако лишь Тору достаются все лавры и воинский почет, гордость родителей и самозабвенная любовь жителей. Ты слеп, Великий Один, что души в нем не чаешь!
Мудрец хоть и был слеп на один глаз, но все же видел, что, несмотря на колкие речи, мрак, в котором пребывала душа Локи, не был злом. Это просто была тень, также не отделимая от света, как небо от земли. А также всезнающий старец предвидел, что гонимый жаждой власти Локи заключит союз с ледяным великанам, чья кипучая бессмысленной и бесполезной яростью кровь текла в его жилах с рождения. Конечно, коварному магу не составит труда покорить ётунов: эти одержимые местью и низменными порывами отсталые создания всегда отличались своей наивностью и доверчивостью, когда дело касалось обещаний асгардского золота и женщин. Но, познав тайну грядущего, Один хранил гробовое молчание на этот счет, дабы не гневить вздорных норн.
- Пускай будет по-твоему. Но я хотя бы не придаюсь женскому уделу - колдовству, - каждое слово безумно-спокойного, однако все же зачарованного внезапным отпором Одина откликалось в теле Локи синхронной судорогой, продираясь в самую кристальную глубь его естества, - и с мужами ложа своего не делю.
От выбросов адреналина в кровь зеленоглазый трикстер пребывал в ясном помешательстве. Стушевавшись было, он тут же взял себя в руки и попытался придать своему хмурому лицу как можно более дружелюбное выражение, хотя уголки сурово сжатых губ никак не загибались в привычном ослепительном оскале. Силком выдавив из себя некое жалкое подобие улыбки, Локи поспешно выпалил:
- Скажи еще, рожал я! - "А скажешь, будто нет?" - в ответ послышалось из толпы, но коварный отпрыск Лафея оставил эти сальные восклики без внимания. - Вижу, потешают вас злоключения Локи. - Содрогаясь от озноба беспредметной злобы, Локи чувствовал себя совершенно беззащитным, но продолжал яростно огрызаться на отца, как зверь, попавший в ловушку: - Кстати, тебе, Отец, ритуалы сейда на Самсё также не делают чести, - открыто обвинил в "женовидности" Одина коварный Локи и был таков.
Тут, вмешавшись в спор, мудрая Фригг примирительно сказала:
- К чему говорить о прежних делах, что старое трогать! Давайте же вместе пить и победу Одинсона славить!
Локи нашелся, что ей ответить:
- Ты, мать, молчи! Развратна ты нравом, я знаю. Хоть муж тебе Один, да больно не похож на него я буду, - невольно, будто по наитию, поморщившись, произнес Локи: его не отпускали тревожные мысли по поводу того, что он не сын Одина.
Ньёрд с Тюром начали бурно перешептываться, что не ускользнуло из поля зрения названного сына Одина. Локи услышал, как, со скользкой улыбочкой искоса поглядывая на него, Ньёрд прошептал Тюру на ухо: "И что ж? Не беда, коль женщина любится с мужчиной да мужу иного предпочтет. Хуже, что недостойный эрги на пир наш пришел и еще нас поучает". Вдруг что-то шевельнулось в душе бога озорства - что-то безвозвратно похороненное, что-то, от чего на секунду закружилась голова. Он помнил это отрадное чувство. Это - жажда крови, что появляется всякий раз, когда одеваешь на плечи горжет перед выходом на поле боя. Медленно, с каким-то безнадежным вздохом, как человек, прыгающий в бурный поток реки с моста, чтобы доказать перед богами свою невиновность в судебных ордалиях, Локи повернулся на каблуках ботфорт в сторону Ньёрда и Тюра, проворно оглядел обоих с ног до головы презрительным взглядом и, остановив пылающий взор на Тюре, разом выпалил:
- Ты, Тюр, молчи лучше! Мирить не умеешь ты в распре врагов, готовый пожертвовать собственным телом на закате богов, - Локи незаметно сжал кулаки, но остался при этом в обманчиво открытой позе, сделав упор на левую ногу, как при фехтовании, и его голос потек в сгущающейся темноте ленивой, нерасторопной рекой, обволакивающей в дремоту: - Возможно, вовсе не руку ты отдал на съедение Волку, коль от меня родила жена твоя сына? - Локи позволил себе дерзкую фривольность, чтоб довести выстроенную им логическую цепочку до конца, но этот бестактный вопрос-утверждение вторгся в душу Тюра и поверг его в недоумение.
- Локи! - заструился переливчатым звоном во мраке выразительный тенор Фандрала, от красоты которого млели все сорта женщин в Асгарде. - Если ты сейчас же не замолкнешь, мы закуем тебя в цепи до самого Рагнарека!
- Что там за мелочь виляет хвостом, пресмыкаясь пред сильными? - в обращении Локи к удалому воителю прозвучала какая-то особая непосредственность и небрежность. - Дивлюсь, как это ты на меня пасть разинул, не дождавшись команды тобою любимого Тора!
- Ты, Локи, от пива совсем рассудка лишился. Замолкнешь ли, пока не выдернули тебе твой поганый язык? - раздался грубоватый, неподатливый голос Хеймдалля, раскаленной проволокой прошедший через слуховой канал Локи и заставивший его вздрогнуть.
Локи ответил:
- Хеймдалль, помолчи! От начала времен удел твой презренен: как паршивый пес, неустанно стоишь ты на страже богов, - в его звучном голосе звучала горячая, жадная жизнь, которая с неукротимой алчностью отвечала бешеному темпу Вальхаллы.
Не стерпев колких оскорблений в адрес своих друзей и соратников, суровая Леди Сиф, выйдя в центр просторной залы, элегантным движением кисти выдернула меч из ножен и, горной козой резво подскочив к Локи, с нажимом уперла его острие заносчивому полуасу в кадык. Локи со скользкой улыбкой на тонких губах неподвижно оглядел хорошенькую девушку и уступчиво отступил на шаг. Это был надменный мужской взор, который никогда не упадет на женщину, если та не опустится на колени.
- Ласковей ты когда-то призывала меня на ложе! - неопределенно хмыкнул очаровательный полуас, с помощью чар навеяв присутствующим жаркое видение: тусклый свет лампады освещает шероховатые простыни и обнаженное жилистое девичье тело; изнемогая от желания, Сиф послушно приподнимает мускулистые ягодицы, выгибается в хребте, как кошка, закусывает нижнюю губу и стыдливо прикрывает лицо сгибом локтя, в то время как мужская ладонь блуждает по ее груди, пропуская саднящие от укусов соски меж пальцев, как через решето. - Порочить не стал бы, коль не отдавалась бы ты мне под тускло-мерцающими звездами Ётунхейма, - тень зловещей улыбки подкрутила уголки его губ.
Локи ласково взял Сиф за руку, как будто чтобы подбодрить, и всех поразила эта покровительственность. Все, что женщина могла сказать в свое оправдание, прозвучало бы сейчас фальшиво. Впрочем, горделивая асинья и не думала оправдываться: как и вечно страждущий Локи, которого несло ветрами преступного легкомыслия от шалости к шалости, она принадлежала к породе сильной и даже враждебной. Это их и сближало. Она держалась холодновато, хотя беглого взгляда на нее хватало, чтобы ощутить, как стремителен ток ее крови. В своем бессилии и смятении - странном, похожем на болезнь, - Леди Сиф побледнела, в белизне лица будучи способной соревноваться со снегами родины ётунов, и стала драматично прекрасна с этими ее темными дразнящими волосами и дикарской улыбкой. Она пожала плечами, наполовину обиженно, наполовину насмешливо, убрала меч в ножны и с дрожащей на губах улыбкой отошла.
Тут вошел Тор. Он был весьма привлекателен для мужчины его роста и коплекции: у него были взлохмаченные в художественном беспорядке льняные волосы, ясные, будто драгоценные камни, глаза и безучастный, но зоркий взгляд. Казалось, такие, как он, не ведают ни горя, ни жалости, ни боли, ни раскаяния, а только ярость захватчика, чьими страстями был насыщен воздух нормандцев.
- Мерзостный, смолкни! Или хочешь, чтобы я принудил тебя к этому Мьёлльниром? - громогласно разразился повелитель молний.
Смелость Локи тут же сменилась потугами казаться дерзким, а страх переборол страстность, но он отчаянно продолжал перебранку:
- Полно тебе, брат! Принудить горазд ты лишь мидгардских девиц задрать пред тобой юбки. Мы оба знаем, что в бою не уступаю тебе я ни капли.
Умный, расчетливый, спокойный и в меру решительный, Локи действительно слыл неплохим бойцом и даже участвовал в турнирах, но выигрывал поединки по большей части благодаря своей ловкости, гибкости и скорости, а не силе удара. В минуты душевного накала Локи сражал противника тем, что обращался не пронзаемой ни одним ножом, нaделенной рaзумом и волей скалой, перед напором которой никто не удержится на ногах.
- Без молота кто ты? И тот у тебя с моей лишь подачи. Иль ты забыл, как мы тебя "замуж" за Трюма выдавали, чтоб Мьёлльнир вернуть? - сыпавшиеся в его адрес с ранних лет издевки и безнaкaзaнность ожесточили его настолько, что ожесточение коснулось дaже его мыслей о единственном своем заступнике Торе, сделав обращения Локи к нему язвительными до кощунства.
- Впрочем, я высказал все вам, дав почву к раздумью. Тебе ж, Тор, в этот раз уступлю я и пир ваш покину.

Стрёкот цикад разливался по освещённой тусклым светом полной луны поляне. Трава с мерным шелестом раскачивалась под ленивыми порывами праздного ветерка, превращаясь в эту ночную пору в подобие степенной водной глади озера. Небесное полотно блистало не только набравшим силу лунным диском, но и россыпью сверкающих лазурью звёзд. Казалось бы, что в такой умиротворённой картине окажется неправильным? Вон и огонёк ставших недалеко от большака на отдых купцов виднеется…Или не купцов?
Ингрих поглядывал на кипящую в котелке мясную похлёбку, с трудом скрывая отвращение. Крупный бородатый мужчина, готовящий это во всех смыслах сомнительное варево, был слишком увлечён своим кулинарным порывом и явно не обращал внимание на все те душевные терзания, поселившиеся в чёрном сердце составившего ему этим вечером компанию толстяка.
-И все странствующие рыцари таким питаются? - вкрадчиво спросил брат Люшер, ткнув коротеньким пальцем в сторону костерка.
-Да и такой бульон редкость, досточтимый Динштейн: заяц, мать его за ногу, чертяка быстрый… - начал было задорно вещать безземельный сэр, но, подняв взгляд на почтенного спутника, осёкся, испугавшись своей словесной вольности перед паломником.
Ингрих же хихикнул и махнул рукой:
-Пустое, сеньор, пустое! Кабы бесы на каждое их упоминание выскакивали из земли, то мы бы с вами сейчас не беседы вели, а истово молились бы за упокой наших душ.
Рыцарь вторил смеху собеседника, украсив свою шрамированную благородную рожу белоснежной улыбкой. Удивительно, как этим привилегированным вельможам при таком отвратительном питании и не менее отвратительном образе жизни удаётся так браво выглядеть. Вестимо, этой мордой сей рыцарь торгует, когда не прячет её за забралом, но он же сейчас не при дворе императора или какого-нибудь лендлорда! Наверное, хорошится каждое утро, гад такой. А в его шатре столик стоит, как у августейшей дамы!
Паломник хмыкнул, чем привлёк внимание вернувшегося к готовке спутника:
-Так куда, говорите, путь свой держите, паломник?
Услышав ожидаемый вопрос, Ингрих дёрнулся и залепетал, положив руки на необъятное пузо:
-Осень на носу. С нею холода, а я их тяжело переношу. Думаю, отправлюсь на юг – в ****. Там чудесная погода и красивые храмы. А ещё, бают, будто в тех краях есть пещера, где великан читал проповеди своим ученикам. А вы ради чего путешествуете, сеньор?
Рыцарь грустно взглянул на булькающий суп из тушки зайца и цельной луковицы, но нечто подсказывало толстяку, что печаль его спутника вызвана отнюдь не кулинарной неудачей. Прошла почти половина минуты, а странствующий сэр всё молчал. Но даже тишине приходит конец:
-Я ищу чудовище, гибель которого подарит мне славу, достойную благородной девы Синетты, - произнёс наконец бородач, подняв взгляд с закипающего пищевого недоразумения.
-А-а, рыцарская честь, - понимающе закивал Ингрих, - Хотите делом доказать, что имеете полное право на нежную руку и чистое сердце любимой дамы.
Лицо благородного воина совсем помрачнело, отчего оккультист, опасаясь неосторожности своих речей, повторил произнесённую только что фразу несколько раз в голове. Опробовав на вкус безвредность сказанного, толстяк вопросительно зыркнул на рыцаря. Тот коротко пояснил:
-Синетта умерла года два как от чахотки. Своим подвигом я хочу почтить её память. Ибо…
Сэр замолчал, поскольку посчитал, что продолжение оборванного объяснения очевидно. Ингрих «понимающе» закивал, хотя с трудом сдерживал раздражение. Минус у его располагающего к себе образа был только один: каждая подзаборная собака стремится излить монаху-паломнику-учёному душу. Сколько за прошедший год он наслушался тоскливых историй о любви…пальцев не хватит их все пересчитать. И каждая, естественно, грустнее, неповторимее и сказочнее прочих. Жаль только, что Ингрих – это отнюдь не добрый волшебник, делающий сироток и разлучённых любовников счастливыми. Он исполняет желания. А исполненные желания, в свою очередь, редко кому дарят радость.
Ужин прошёл в молчании. Паломник Динштейн с аппетитом вгрызался в отварной кусок заячьей тушки, но внутри его живота зрел бунт. Мясо было жёстким, воняло животным потом и, казалось, вот-вот бросится наутёк, ибо едва ли не сочилось сукровицей. Отвращение было столь же велико, как и желание получить душу этого рыцаря. Бергааль любил благочестивых дам и господ, поскольку их мучения похожи на «театральное представление». Мда, чем бы бессмертное дитя не тешилось.
Наскоро сожрав свою порцию, рыцарь пожелал спутнику спокойной ночи и направился к своему шатру. Экая наглость. Сразу видно: аристократ, хоть и безземельный. Думает, что пожрал с крестьянским сыном, и сразу же стал народным героем! Ха! Забавный гадёныш. Демонолог с удовольствием бы посмеялся над ним, но дела не ждут.
Как только из палатки послышалось сопение, Ингрих медленно поднялся с остатками своего ужасного ужина и направился к границе света и тьмы. Луна хорошо всё освещала, да и кострище пылало ярко, поэтому страхи не заползали в гнилое нутро толстяка. Резким движением оккультист отправил обгрызенное и искромсанное тело незадачливого зайца в густые заросли осоки, глубоко вздохнул, а потом направился к своей телеге. Старушка Шальетта мерно сопела, облокотившись на столь же старую и ветхую, как и она сама, корягу. Лошадей брат Люшер менять не любил, поскольку привязывался к вещам и предметам достаточно быстро. Вот и эта кобылка, купленная в *** за бесценок, была по-своему дорога демонологу.
Взяв из телеги исписанную чернилами и кровью бумагу, толстяк бодрым шагом направился к костру. Плавным движением пухлой руки лист отправился в прожорливое чрево пламени, но…не занялся. Огонь пугливо обнял подписанный отчаявшейся смертной женщиной и демоническим слугой договор, однако тот и не думал гореть. Обычная практика для посредника адского князя. Сейчас будет вспышка света, и документ исчезнет, отправившись прямиком к Бергаалю. Нужно лишь…
-Magnanimoum daemonium, - шепнул Ингрих, и костёр почернел. Цикады затихли, звёзды потускнели, а луна покрылась красными линиями, стала походить на испещрённую венами старческую кисть. Кто-то решил воспользоваться моментом и связаться с демонологом.
-Трепещи, смертный! – раскатистое эхо нечеловечески грозного голоса разлилось по поляне. В этой короткой фразе было так много ненависти, что любое живое создание, услышав её впервые, рухнуло бы на колени в покорном подобострастии.
Но оккультист был умным трусом. Он всегда знал – или хотя бы предполагал – с чем имеет дело.
-Здравствуй, посланник, - обратился он к фигуре, чей силуэт обрисовывали языки чёрного огня, - Бергааль чем-то недоволен?
-Князь желает, чтобы ты отправился на север! – с завыванием заревела инфернальная сущность, но Ингрих же даже не вздрогнул. Этот разговор, если можно назвать завывание демона достойной частью диалога, проходил в голове демонолога. Даже если сэр рыцарь проснётся, то увидит, как тучный паломник, составивший ему компанию за сегодняшним ужином, загадочно смотрит на кострище, бесшумно «читая молитвы».
-Подробнее, тварь: *** большой, его север – тоже, - устало протянул брат Люшер, чем, понятное дело, вызвал ярость собеседника. Пламя с воплем взвилось вихрем к, казалось, самым небесам, но даже начинающий призыватель понял бы, что подобные фокусы в сущности своей играют роль этаких устрашающих представлений. Если демон хочет убить, то он убивает. И вряд ли кто из адской свиты посмеет даже подумать о нападении на Ингриха, пока тот является посредником Бергааля – одного из хозяев Бездны – в реальном мире. Во всём бывают, конечно, исключения, но только не в случае, если беснующийся сейчас посланник напрямую служит архидемону.
Поняв, что смертного не впечатлить дешёвым заигрыванием с огнём, демон успокоил вихрь и, хмыкнув, показал своё истинное лицо…рыло. Когда в языках пламени появился невысокий демонёнок, больше похожий на годовалого ребёнка с напяленным на голову свиным черепом, Ингрих издевательски прыснул:
-Давненько за мной не отправляли простого беса.
-Остальные заняты, - обиженно произнёс чёрт, прыгая на искрах.
Толстяк уселся на небольшое бревно, весь этот чудный вечер служащее ему табуретом, и удивлённо спросил:
-Чем же это?
-Ковены беснуются, - посланник поднял лапки к небу, - Ведьмы вытаскивают на свет вашего солнца всю нашу братию, что готова выползти из своего логовища в Бездне, ибо инквизиторы устроили колдунишкам очередную волну гонений на фоне какого-то местного религиозного конфликта. Князья довольно потирают свои руки-клешни-щупальца, готовясь к масштабной жатве свеженьких душ. Что-то назревает. Как минимум - новое восстание лесовиков. И хозяин не хочет оставаться в стороне.
-И какая ж от меня там польза? – скептично посмотрел на сущность демонолог.
-«Какая польза-какая польза», - передразнил бесёнок смертного, высунув из своей кабаньей пасти пурпурный язык, - Никакая, дубина ты стоеросовый! Старшая ведьма верной нашему повелителю семьи Прибрежных Скал видела вещий сон, что вскоре обитаемый север *** ждут великие потрясения. А в годы великих потрясений…
-…и страждущие сами найдутся, - подытожил Ингрих и грустно посмотрел на свои голые ноги в сандалиях, - Правда, вот, зимы в *** суровые. А туда я прибуду явно не за недельку и не на день. Мне в те края если не всю осень колесить, то явно её большую часть.
-Ведьмы тебя обласкают, - томно шепнул бесёнок, гаденько захихикав…
Брат Люшер громко и с отвращением булькнул, указал ладонью в сторону беса и повелительно отчеканил:
-Отправляйся-ка лучше ты к сестричкам Прибрежных Скал и скажи им, что зимний наряд, щедро ими предоставленный при встрече, будет греть меня ночами лучше всякой ласки. Пусть ждут к началу зимы. Так и передай, тварь. Иначе…
Демонолог решил не договаривать, а лишь многозначительно посмотрел на чёрта. Конечно же оккультист не собирался марать руки об эту мерзкую гадость, но того от него и не требовалось. Младшие демоны были по-своему наивны, поэтому угрожающие обещания от посредника архидемона принимали за чистую монету.
Чёрт испуганно хрюкнул, невнятно что-то проблеял и исчез в снопе чёрных искр. Пламя костра с трескающим хлопком, который уже слышали все присутствующие на поляне живые создания, потухло.
-Что случилось? – из шалаша высунулось заспанное лицо странствующего рыцаря. Чуткий сон, вестимо, - залог выживания для странствующего в одиночку воителя.
-Ни в чём, сеньор, костёр, вот, потушил. Не нужно лишних людей приглашать сюда, верно?
-А? А…Верно-верно.
Помятый битвой с дрёмой безземельный сэр закивал. Он хотел было заползти обратно в свою палатку, но вдруг добавил:
-Знаете, досточтимый Динштейн. Сквозь сон мне казалось, что вы бормочете. Будто разговаривали с кем-то.
Брат Люшер улыбнулся и мягко залепетал:
-Это я молился, сеньор, своему покровителю – святому Бергаалю. Слышали о нём?
Рыцарь покачал головой, на что Жиробородый ещё дружелюбнее пропел:
-Я вам утром о нём всё расскажу.
Странник исчез за тканым полотном своего шалаша и сквозь штурмующие его разум грёзы не заметил, как противоестественна эта широкая улыбка толстяка в лунном свете.

с вашего позволения поделюсь со всеми желающими в личке.

Наверное, сир Демакс был в чем-то прав - по словам некоторых обитателей дворца, принцесса была необычайно тиха и скромна, могла, конечно, и громко смеяться, и петь во весь голос, и просто ярко выражать свои эмоции, но она, пожалуй, слишком часто забывала о себе и думала исключительно о тех, кто её окружает, забывать о том, что является не простой девчушкой, для которой совершенно внезапно совершили что-то очень значимое, а багрянорожденной, той, в ком течет королевская благородная кровь, и что она достойна подобных похвал и деяний в её честь не только из-за статуса, но и из-за тех прекрасных душевных качеств, что ей свойственны.
Но ей лишь один её знакомый говорил, что иногда эгоизм может быть полезен - потому что может защитить от разочарований. Как это может выйти, она пока не знает, но что уж тут поделать, для всего в этом мире наступает свое время, рано или поздно.

В ответ на то, что она имеет полное право на то, чтобы забрать один-единственный вечер у жителей своего государства себе, лишь пожала еле заметно плечами и усмехнулась. Что ж, переубеждать его не станет, да и праздник у неё - да и не только у неё - большой, даже не так, огромный, так что следовало бы его отметить в кругу таких же молодых и жаждущих насладиться каждой минутой этой жизни зверьми... Но со многими бывает, как ни странно, слишком тяжело - слишком скучно. Когда все только и говорят, что о новых нарядах и других вещах, которые постоянно сменяют друг друга и которые очень легко приобрести, если так посмотреть, но, когда начинаются серьезные разговоры и обсуждения, эти все куда-то исчезают, словно в воздухе растворяются, начинаешь ценить тех, кто думает шире и глубже, задается вопросами, которые все откладывают на "потом" или считают незначительными, таким, что может решить в крайне короткие сроки.
И, видимо, новый знакомый относился к категории именно таких, думающих зверей, что не могло не радовать.

Внезапное изменение чужого местоположения не могла не вызвать у девушки эмоций - конечно, она не слишком сильно испугалась, чтобы - по чистой случайности - ударить своего собеседника локтем или вскрикнуть, но всё же тихо ахнула от неожиданности. Правда, достаточно быстро пришла в себя, поняв, что ей не причинят вреда. Конечно, в голову лезли всякие страшилки и рассказы, которые заставляют шерсть встать дыбом, однако умела в короткие сроки взять себя в руки и приступить к решению ситуации.
А решение её - поступать так, как о том просит собеседник. Пускай и звучало всё вначале несколько странно. Королевский сад она знала так, как, вероятно, никто другой во дворце, поскольку проводила там с раннего детства очень много времени - когда занятия заканчивались, бежала туда со всех ног и облазила каждый его уголок. Не без последствий, потому что то с расцарапанными коленями возвращалась, то приносила какого-нибудь дикого зверя или птичку раненую. Как результат, у неё было в саду несколько тайных уголков, где могла спрятаться от окружающего её мира и побыть наедине с собой.

Один из таких уголков и возник перед глазами.
На самом краю королевского сада течет небольшая речушка - без названия, но с кристально чистой водой, такой, что её каменистое дно и плавающих золотистых рыбок отчетливо видно. В одном месте - в месте, куда ведут только протоптанные, но всё равно поросшие плющом и другой мелкой растительностью узкие тропинки - на реке расположился небольшой водопад, и, когда поток падает вниз, русло реки становится глубже и шире. Хоть Мионт и просил вспомнить об озере, но вспомнила почему-то именно её - такую тихую, чистую, можно даже сказать непорочную, где воздух всегда свеж, и прохлада приятно покалывает...
А ночью там, скорее всего, еще красивее, чем днем - над гладкой поверхностью воды летает множество светлячков, сияющих, словно маленькие желтые звездочки или огненной магии искры (зимой во дворце всегда зажигают камины, коих, увы, не так много - всего три; и ей нравится смотреть на танец этих искр в камине и слышать треск дров), на землю мягко через просветы в кроне многовековых деревьев смотрит ясноглазая луна, а тишина нарушается лишь редкими всплесками да кузнечиками, которые, как ей казалось, всё время что-то между собой обсуждают или поют песни на своём странном и никому неизвестном языке.

Только вот часто, когда закрывает глаза, чтобы заснуть или вообразить какую-нибудь картинку, не обходится без чужого присутствия - не жителей дворца или незнакомых зверей, обитающих в Соленбере, но существ иного рода. Так и в этот раз - заметила в самый последний момент близ водопада два силуэта, один темный, практически черный, а другой белоснежный, оба в маски одеты. То духи-охотники, про которых из рассказов служанок слышала - гувернантки и другие преподаватели подобные глупости своей воспитаннице не рассказывают, хотя она интересуется различными сказками, преданиями, легендами да поверьями народными. Духи, что мертвых на тот свет провожают и за живыми присматривают, чтобы обещания держали, ведь мертвые сказок не рассказывают, а живые имеют свойство лгать или забывать о клятвах своих. Эти двое стоят вдалеке, не приближаются, но и не отдаляются - просто наблюдают за ней издалека, и становится от их взглядов не по себе, в голове крутится всего одна лишь фраза, сказанная, как порою кажется, очень-очень давно: "Я стану лучшей правительницей для них, обещаю, братик".

Но видение вскоре пропадает - возвращает в реальной чужой низкий голос, что обволакивает и успокаивает, убеждает, что ничего плохого не случится, и хочется ему верить. А затем София вслушивается в чужую речь и ненадолго - хотя снова отчего-то кажется, что проходит целая вечность - замолкает, дабы сформировать ответ. Врать она не хочет и не будет, что бы ни случилось в её жизни - такова уж её натура, не исправить никак. Но и промолчать, оставить вопрос без ответа не может.
- Для меня быть свободной значит поступать по совести, - отвечает ему, чувствуя, что поступает правильно и говорит то, что есть на самом деле. А как на слова её отреагирует... Впервые она испытывает что-то сродни равнодушию, но нет, это не оно. Это... Уверенность? Да, пожалуй. - И это не зависит от возраста, пола, сословия, положения дел и прочих факторов. Когда идешь против своего естества и делаешь то, о чем в дальнейшем жалеешь, несмотря на то, что знаешь, что жалеть об этом будешь, и появляются путы, что потом медленно, но верно тянут в болото, из которого уже не выбраться. То, о чем я говорю, не означает свободу от каких бы то ни было обязательств, вовсе нет. И не означает потакание собственному эго. Свобода значит поступать так, как чувствуешь и как считаешь правильным, не нарушая собственные принципы и убеждения, не забывая об обязательствах перед собой и перед теми, кто сердцу дорог, и я стремлюсь именно к такой свободе, - делает небольшую паузу, давая собеседнику переварить полученную информацию, а затем тоже облокачивается на бордюр балкона и осторожно спрашивает, - А что значит свобода для Вас, Мионт?